Anna Shakhmina говорит:

Домашние животные были почти у каждого ребенка. У кого-то это были попугайчики, у кого-то кролики, кто-то держал кошек, а кто-то — собак.

У меня дома, когда я была совсем маленькой жил степной хомяк. Его отличительной особенностью было то, что он не пил воду. Он был кремового окраса, с черным новиком и черными глазками. Он не любило бегать в колесе, как другие хомячки, он предпочитал прятаться в норке, которую мы для него сооружали из старых папиных носков, обрезая мыски и сшивая несколько носков в рукав. Он прожил у нас три с половиной года, что для хомячка является рекордом долгожительства.

Когда я уже ходила в школу, мы завели собаку породы скотч-терьер. Это была своенравная девочка. Она была черного окраса, прямо как «Клякса» у клоуна Карандаша. Мы забрали ее из дома, где к ней не очень хорошо относились. У ее первой хозяйка была чау-чау, которая была все время беременна, и она, что называется «гоняла» бедную Бони, так звали мою собаку, которая жила под кроватью и даже гулять не выходила. В итоге, мы забрали ее с лысой спиной и совершенно забитую. Когда мы привезли ее в свой дом, она тут же шмыгнула под кровать, и выходила оттуда, только когда ее звали кушать. Она всего боялась, стеснялась, по началу даже выла, когда мы уходили. Потом она освоилась, поняла, что ее никто больше не обижает и начала нам показывать свой характер. Она стала попрошпйничать за столом, стала выказывать ревность, если гуляя с ней, хозяева гладили других собак. Она любила ездить в сад и гулять там, правда потом пышную юбку приходилось тщательно мыть и расчесывать, а вот это она уже не любила. Как только кто-то доставал расческу, она, по старой привычке, пряталась под кровать. А если ее не брали с собой в лес, то в отместку она могла сдернуть с окон все занавески. Вообще она была обидчивой и своенравной. Ей не нравилось, когда дома было много народа, и она могла запросто сделать огромную лужу посредине комнаты. Единственная игра, которую она признавала, — цапалки. Она требовала от игрока хорошей реакции, ведь заключалась в том, чтобы не дать собаке укусить себя за руку. Она приходила, чтобы ее гладили, только когда ей этого хотелось и страшно не любила, когда ее брали на руки, ведь это ограничивало ее свободу. Еще она любила лежать на хозяйских такпках. И все бы было ничего, если бы она их не вылизывала, а то вечером можно было вполне засунуть ноги во влажные тапки. Еще Бони очень любила спать на хозяйских кроватях, особенно, когда хозяев не было дома. Еще она не хотела выполнять команды: сидеть стоило кусочка сыра, а вот лежать без колбаски уже невозможно было. Может быть мы ее просто разбаловали, потому что очень любили. Она была забавной и милой. К сожалению, нам пришлось ее усыпить, потому что в старости она заболела и очень мучалась. Врачи сказали, что ее уже невозможно вылечить, да и сама она уже ничего не хотела, на прогулку она выходила на 5 минут, только сделать свои дела около подъезда и уже стояла смотрела на дверь: «ну давай уже в дом, хозяин». Мы решили, что лучше ее не мучить. С тех пор прошло уже 10 лет, а мы так и не завели другую собаку или еще какое-нибудь животное. Второй такой собаки уже точно не будет, мы очень привязались к ней за те 12 лет, что она прожила с нами.»